Станислав Струмп-Войткевич - Агент № 1
— Вы не застанете его дома. Тинос поехал в Салоники. Он отправился туда, чтобы сообщить обо мне моей матери.
Прошел еще день, и Лабринопулос, посоветовавшись с Папазоглу, решил проверить, действительно ли Пандос живет по указанному адресу. На Неа-Змирни они отправились втроем — два брата Лабринопулоса и Папазоглу. Один из них должен был постучаться в квартиру, а остальные ждать в стороне. В случае, если бы Пандос оказался дома, что было бы уже довольно неправдоподобно, они договорились, что скажут ему, будто бы разыскивают какого-то другого Пандоса, биржевого маклера.
…Дверь открыла пожилая женщина. На вопрос о жильце она ответила:
— В это время его никогда не бывает дома, он всегда выезжает в город.
— А как зовут этого Пандоса, который здесь живет? Потому что нам нужен тот Пандос, который работает на бирже.
— Константинос, Костас Пандос. А где он работает, не могу сказать. Приезжайте в обед и тогда наверняка застанете его, он говорил утром, что приедет к обеду.
Результат этого визита встревожил друзей Иванова. Получалось, что Пандос лгал и вовсе не ездил в Салоники. Недоверчивый Лабринопулос понял это так: предатель сидит на месте в Афинах и дожидается результатов своего подлого доклада.
— Нет, Тинос не мог меня предать, — упрямился Георгий, когда ему обо всем рассказали.
В конце концов решили, что, может, Георгий и прав, но на всякий случай посоветовали ему соблюдать крайнюю осторожность и никого не наводить на следы, ведущие к домам, в которых он будет скрываться.
Тем временем в кладовке пани Марианны Янату постепенно громоздились весьма странные припасы. Инженер наладил связь с каким-то таинственным англичанином, который был известен в Каире под кличкой Чарли. Посланцы этого офицера появлялись в условленных местах и вручали агенту № 1 пакеты разной величины. Затем двенадцатилетняя кузина Янатосов брала у инженера эти передачи, клала их в корзинку, прикрывала овощами и несла все к тете с дядей. Девочка, недавно потерявшая родителей, жила у родственников, помогая им по хозяйству. Лучшего связного трудно было бы и придумать. Сообразительная, смелая и решительная, Эли прекрасно понимала подлинный смысл своих прогулок.
Марианна Янату по вечерам наводила порядок в своей маленькой кладовке. Она уже прекрасно знала, для чего служит «сапуни» или «мыло»; «карвуна» или «кардифский уголь»; «фасоль» и, наконец, столь невинные на вид черепашьи панцири. По-гречески их назвали «хелона».
VII
ПЕРВЫЕ ШАГИ
Требование каирских инструкторов избегать прежних знакомых было просто-напросто невыполнимым, также неприемлемой оказалась и их теория относительно самостоятельности в диверсионных актах. В одиночку можно было обдумывать планы будущих действий, но на практике разведывательная и диверсионная работа требовала множества исполнителей. Агент № 1, естественно, подыскивал их среди греческих патриотов, которые уже были объединены в подпольные организации и кружки. Так, например, братья Янатос принадлежали к ОАГ, шеф которой, бывший майор Боботинос, был посвящен в тайну, однако настоящей фамилии Георгия он не знал. Пациент доктора Янатоса, спортивный деятель Михаил Папазоглу, также состоял в ОАГ, тогда как бывшие офицеры полиции, с которыми познакомили Георгия, состояли совсем в другой секретной группе; отдельный отряд составляли также и бывшие офицеры военно-морского флота; были еще тайные организации студенческой молодежи и спортсменов, рабочие коммунистические группы. В горах и в провинции наиболее многочисленными в системе греческого Сопротивления были группы или даже целые отряды левых ЭАМ — ЭЛАС, революционные по своему духу и выступающие против греческого эмигрантского правительства в Каире и против марионеточного в Афинах. Всех их сейчас объединяла общая задача — изгнание захватчиков.
Постепенно начиная разбираться в составе движения Сопротивления, Георгий смог насчитать целый ряд мелких подпольных организаций и групп. Действовали они пока что довольно хаотически и борьбу с оккупантами поначалу понимали как чисто партизанские действия, недооценивая значения разведывательной работы. Диверсионную деятельность тоже следовало бы вести более целенаправленно, в зависимости от потребностей войны, а не ради одной только демонстрации. Все это Иванову приходилось объяснять руководителям многих подпольных групп. Георгия в первую очередь интересовали поставляемые разведывательные материалы, он же взял на себя роль посредника между ними и центром «004», стараясь направлять их деятельность таким образом, чтобы отдельные группы специализировались на определенных формах сбора разведданных и диверсий. Легче всего было получить сведения о морском и железнодорожном транспорте, немного труднее обстояло дело со сбором данных промышленного характера; еще труднее было получать информацию с аэродромов, и уже почти никаких сведений не поступало из Арсенала в Саламине и с далеких военно-морских и военно-воздушных баз, расположенных на островах. В глубокой тайне хранились расположения штаб-квартир итальянской и немецкой контрразведок.
И все-таки стало известно, что адмирал Канарис, глава абвера, именно в Афинах обосновал свой центр, работающий на очень обширной территории — от афганских границ до западных и южных берегов Африки. В задачи этой огромной и хорошо оснащенной сети агентов входило разжигание антианглийского движения в Иране, Ираке и других странах Ближнего и Среднего Востока. Кроме того, немцы стремились парализовать английское влияние в Турции, вызвать брожение в Египте и, наконец, поддержать сепаратистские настроения во всех английских владениях, особое внимание уделяя при этом Южной Африке, где и помимо их стараний была серьезная оппозиция Лондону. Влияние афинского центра достигало далекой Индии, Китая, причем для англичан самой настоящей загадкой оставалась быстрота и точность, с которой немецкая информация и распоряжения распространялись на такой огромной территории.
Афинский центр адмирала Канариса, вполне естественно, не входил в сферу интересов Иванова поскольку ему были поручены действия чисто военного характера, а никак не политические, тем не менее он не мог не знать о работающей в одной с ним стране крупной организации гитлеровской контрразведки уже хотя бы потому, что ему из-за этого приходилось соблюдать крайнюю осторожность.
Что же касается потенциальных помощников, то положение с ними в Афинах было довольно своеобразным. Союзники и сочувствующие находились буквально всюду, даже в самом ближайшем окружении министров марионеточного правительства, навязанного гитлеровцами Греции. Да что там! — даже в дирекции сотрудничающей с немцами греческой полиции. С другой стороны, подобное положение таило в себе большую опасность, ибо в такой же прогрессии могло возрасти число колеблющихся, готовых превратиться в самых настоящих предателей и провокаторов. Все сходились на том, что целиком и полностью можно положиться только на митрополита Дамаскиноса, который как бы олицетворял собой греческий патриотизм, резко выступая против захватчиков.
